Сущность этого зла впервые сформулировал в 1920 году председатель английского банка сэр Джошуа Стэмп. Он утверждал, что банки были зачаты в несправедливости, рождены в грехе, и пока будет позволено создавать деньги на кредитах, банки будут владеть всей землей, а люди будут их рабами. Несомненно, сэр Джошуа Стэмп прекрасно знал, о чем говорил.
Оценив власть банков, нетрудно сделать вывод о влиянии, которое оказывает на экономику планеты искусственное создание денег. Конечно, деятельность банков регулируется центральным банком страны. Так, коммерческие банки вынуждены выполнять целый ряд обязательств – от поддержания определенного денежного резерва до оплаты некоторых государственных расходов. Тем не менее, все эти обязательства никак не сказываются на невероятно прибыльном банковском бизнесе и не препятствуют инфляционным и дефляционным искажениям в экономике, связанным с созданием и изъятием искусственных денег.
Хотя в классической экономической теории разработаны методы для минимизации этого влияния, существует также другой взгляд, которого придерживаются экономисты различных идеологических течений. Они утверждают, что все экономические циклы создаются искусственно, а экономические кризисы – не более чем кризисы финансовые, рожденные кредитной системой и преследующие однуединственную цель – наживу.
Папа Пий XI[1] в Энциклике Quadragesimo anno о финансовой системе, концентрирующей богатство и власть у всё меньшего числа лиц, указывал:
«Власть этой группы людей стала самой деспотичной в мире, эти абсолютные хозяева денег управляют кредитами, выдавая их по своему усмотрению. …Они распределяют «кровь» экономики, так крепко держа в руках её «душу», что никто не может даже дышать против их воли».
Итак, если финансовая система резко изымает деньги с рынка именно в тот момент, когда они особенно нужны обществу, или, как говорил папа Пий XI, «высасывает кровь», которой питается тело экономики, то происходят сокрушительные кризисы, например, кризис 1929 года. Этот великий экономический кризис, принесший разорение и отчаяние миллионам людей, был представлен как неизбежное последствие проведения в жизнь либеральной доктрины. Утверждалось, что постулат либералов laissez-faire (свобода действий) требовал от рынка такой чистоты, которая никогда не может быть достигнута. Ее недостижимость объяснялась существованием монополий и других факторов, которые постоянно искажают цены, манипулируя ими и выдавая это за свободную игру спроса и предложения.
На самом деле уже тогда концентрация финансов в трестах и холдингах и концентрация торговли в картелях, навязывавших собственные цены рынку, привела к абсолютному преобладанию банковской системы над промышленными предприятиями и корпорациями, и это превосходство впоследствии позволило манипулировать экономической жизнью путем таких искусственных кризисов.
После кризиса 1929 года все государства приняли меры по контролю за финансовой и экономической политикой, а также за государственным бюджетом. В США это была так называемая политика New Deal (Новый курс), введенная Вашингтоном. Ее основные положения совпадали с постулатами английского экономиста Дж. М. Кейнса.
Хотя эти меры и не помогли избежать новых кризисов, но позволили уменьшить их масштабы. Поскольку кризисы продолжают повторяться с определенной периодичностью, затрагивая сегодня одни страны, завтра – другие, то возникает вопрос: не правы ли экономисты, считающие, что инфляции и дефляции имеют исключительно финансовое происхождение?
В 1929 году в Соединенных Штатах Америки ничто не предвещало депрессии. Поля давали урожай, зернохранилища были заполнены, промышленность работала эффективно, уровень безработицы был низким, средства связи с начала века значительно улучшились, на складах было достаточно товаров для обеспечения населения. Всё шло хорошо, всего хватало, за исключением денег.
Экономика была здоровой, но внезапно из обращения были изъяты многие миллиарды долларов, когда брокеров обязали срочно вернуть кредиты. Всё рухнуло. Без денег, являющихся кровью экономики, нельзя было ни покупать, ни инвестировать. Разорилось 145 тысяч предприятий, скоропортящиеся товары гнили на складах, но банки кризис не затронул потому, что они возвращали свои кредиты, накладывая арест на имущество, под гарантию которого те были даны. Когда кредиты опять начали выдаваться и экономика оживилась, это имущество было продано по гораздо более высокой цене.
Любопытно, что в период кризисов финансовая система ничего не теряет или выигрывает даже больше, чем в период процветания!
Логично было бы, что в условиях неблагоприятной экономической ситуации плохо придется всем. Но банков это не касается, ведь если банковская система сама провоцирует кризис, то естественно, что в результате она оказывается в выигрыше. Мы говорим о выдуманных деньгах и об искусственных экономических кризисах, о финансовой системе, которая, подобно вампиру, гипнотизирует и контролирует организм экономики, поглощая всю его энергию.
Ф. Содди, процитированный выше, указывал, что банкиры, начавшие свое дело практически без гроша, добились того, что мы все оказались в ловушке и прямо или косвенно превратились в их должников. Похоже, общество не осознает этого, продолжая поддерживать то, что X. Бочака[2] назвал «грабежом веков».
Трудно поверить в существование такого грандиозного воровства, о котором люди даже не догадываются, а правительства не делают ничего для исправления ситуации. Но если взглянуть на долги государств и проценты, которые они обязаны выплачивать ежегодно, станет понятно, что они сами являются жертвой этой системы и не могут полностью осознать свое положение.
В конце 2012 года долг Соединенных Штатов Америки достиг 16,4 триллиона долларов, а обслуживание этого долга и процентов по нему в 2011 финансовом году стоило свыше 460 миллиардов долларов. Каждый американский ребенок в 2012 году уже при рождении был должен 52 000 долларов[3]. Если самая могущественная страна мира должна такую сумму денег, то стоит задуматься, в чем же заключается её могущество? Можно также задать более прямой вопрос: не кредитор ли Соединенных Штатов на самом деле обладает этим могуществом?
Хотя долг более слабых государств и меньше, их положение не менее серьезно, наоборот, они полностью зависят от международной финансовой системы. Нет никакой возможности избежать этой зависимости, поскольку, как говорилось выше, не существует достаточного количества реальных денег для полной выплаты долга, образованного из денег, существующих только в записи, которые банки создают из ничего. Повидимому, именно этого банки и добиваются: вечно поддерживать подобную зависимость, чтобы овладеть имущественными благами, гарантирующими кредиты.
Власть международной финансовой системы возрастала по мере того, как государства теряли контроль над деньгами, вероятно, вследствие смещения политиков с важных экономических постов. Борьба между политикой и экономикой ведется со времен промышленной революции. С тех пор как Сен-Симон заявил, что «управление людьми уступит место управлению вещами», политика постепенно утрачивала свое романтическое и идеалистическое содержание, уступая различным формам технократии. Ноухау постепенно заменило политическое сознание, или, другими словами, техника заменила идеологию.
Технократия постоянно пытается снизить престиж политиков, иногда и не без основания. Дж. Бернхэм писал, что «специалисты по средствам» (то есть техники и администраторы) в конце концов заменят «специалистов по целям» (политиков и идеологов), польза от которых в сложных индустриальных обществах сомнительна. Тот же смысл имеет тезис о «конце идеологий», популяризированный Дэниелом Беллом, утверждавшим, что идеологии – пережитки прошлого, поскольку современная интеллигенция западного мира уже пришла к единому «пониманию» всех основных вопросов[4].
Многие политологи, в частности Раймонд Арон, настаивали на том, что крайние идеологии должны исчезнуть. По словам А. Кестлера, противостояние левых и правых лишено смысла. Экономист Д. К. Гэлбрайт также утверждал, что технические аспекты будут со временем всё более превалировать над политическими
[1] Pío XI, Cuadragésimo anno, colecciо́n de Encíclicas y Documentos Pontificios, Madrid, 1967, p. 646.
[2] J. Bochaca, op. cit., p. 6.
[3] Bank of America, County Data Forecast.
[4] A título general, ver sobre este punto el libro de Daniel Bell, The End of Ideology, Free Press, 1960.